С расширением на запад Советской империи после Второй Мировой войны, положение дел драматично изменилось. Нельзя справедливо оценить существующую напряженную экуменическую ситуацию между православными и восточными католиками в прежнем коммунистическом Восточном блоке без объективного изучение мученичества греко-католических церквей с конца II Мировой войны до 1989 г. Попытки уменьшить или отрицать масштабы трагедии, произошедшей в истории, заслуживают такое же самое презрение как попытки отрицать Холокост.

Как сказал Его Святейшество Вселенский патриарх Варфоломей I после Божественной литургии в храме Св. Георгия в Фанаре в праздник Cв. Апостола Андрея в этом году (2000 г.- пер.): «Переоценку прошлого и исследование человеческих ошибок должно продолжить во всех направлениях... Потому что тот, кто соглашается на преступления другого или молчаливо попускает их, разделяет его ответственность»[15].
Именно в этом духе следует воспринимать дальнейшее повествование.

Принудительное воссоединение с Православной церковью начались на лже-соборе в Львове, столице Галичины в Западной Украине, области, занятой еще в 1939 г. советскими союзниками Гитлера и окончательно присоединенной к СССР в конце II Мировой войны. Львов был митрополичьим престолом Украинской греко-католической церкви, к которой принадлежало большинство населения Западной Украины. Приход Польской автокефальной православной церкви в Львове являл единственный православный храм в регионе. Русская православная церковь не имела никакого представительства там вообще. Только в контексте этих простых фактов можно адекватно понять часто повторяемые и широко распространяемые современные заявления представителей РПЦ МП о том, что Украинская греко-католическая церковь забрала почти все ее храмы в Галицком регионе[16].

Зимой 1944-45 гг. советский режим взял под контроль все контакты украинской греко-католической иерархии с ее духовенством и верующими и начал кампанию принудительных встреч и пропаганды в пользу присоединения к Русской православной церкви. Противники этой идеи были арестованы и отправлены в лагеря, в апреле 1945 г., вся греко-католическая иерархия была заключена в тюрьму, а советский режим признал полномочия «Инициативной группы» трех католических священников, сформированной, чтобы выполнить правительственный план. Группа обладала правом управлять церковью и составлять списки всего духовенства, с указанием тех, кто отказывался признавать ее полномочия. Под защитой милиции эта группа проводила лихорадочную кампанию пропаганды и запугивания. НКВД оказывало давление на духовенство, не желающее подписать ходатайство об объединении с русскими православными. Те, кто отказались, были арестованы. В конце концов, 13 февраля 1946 г. трое католических священников были приглашены в православный Киев, где двое неженатых членов «Инициативной группы» были тайно посвящены в сан православных епископов. Руководитель группы, Гавриил Костельник, женатый священник, был возведен в достоинство митрофорного протоиерея, высший титул для женатого духовенства[17].

8-10 марта 1946 г. «собор» 216 запуганных священников и 19 мирян, организованный в Львове под руководством этой группы, отменил Брестскую унию 1596 г. Этот «собор» должен был сыграть роль собора Украинской греко-католической церкви и, до сих пор Русская Православная церковь настаивает на том, что он был таким на самом деле, отказываясь аннулировать его и признать собственную роль в этом позорном действе. Но поскольку власти Русской Православной церкви прекрасно знали, что вся украинская греко-католическая иерархия была в заключении, а весь президиум синода фактически уже стал православным, хотя это сохранялось в тайне до того времени, пока этот фарс не стал свершившимся фактом. Действо сопровождалось массовыми арестами, допросами, злоупотреблениями, судами, изгнанием, высылками; причинявшими бесчисленные страдания и смерть.

Русские православные власти с тех пор постоянно защищают мысль, что это был канонически законный поместный собор Украинской греко-католической церкви, который свободно и легитимно отменил "принудительную" Брестскую унию, и отказываются признать или осудить это. Деяния собора были изданы на украинском языке в Львове в 1946 г., а в 1982 г. Московский патриархат выпустил «отфильтрованную» (то есть, преднамеренно проверенную цензурой) русскую версию и перевод на английский язык по случаю очередной годовщины этого позорного фарса.

Тем не менее, Украинская греко-католическая церковь не была уничтожена, но ушла в подполья, где искалеченной и ослабленной она пережила лихолетье, и, исполненная силы и энергией, вышла из катакомб, когда, наконец, обрела свободу в 1989 г., в тот момент, когда формальная Русская Православная церковь в Западной Украине в массе ее духовенства, приходов и верующих заново вступила в Католическую церковь. Аналогичное принудительное воссоединение с Православной церковью произошло в 1947 г. в Закрапатье, в 1948 г. в Румынии, а в 1950 г. в Словакии.

Это - неприкрашенные факты. Эта история важна по нескольким причинам. Сначала, это показывает очевидную ошибочность обвинения, что Католическая церковь «заново изобрела» или «возродила» давно умершее «униатство», таким образом затормозив православно-католический экуменический диалог. Большее количество представленных исторических фактов ведет к признанию следующих положений:

Восточные католики были загнаны в подполье в 1940-е гг. одним из наиболее ожесточенных и наиболее сильных преследований в христианской истории. Несмотря на то, что это было сделано сталинистскими режимами, есть достаточное и неопровержимое свидетельство того, что это происходило при активной поддержке или сотрудничестве, по крайней мере, некоторых православных иерархов или их авторитетных представителей. Каждый случай должен быть изучен отдельно, и правосудие требует ухода от обобщений, но без сомнения, что неоднозначные исторические фигуры типа патриарха Юстиниана Марина в Румынии и архиепископа Макария Оксиюка в Львове и Закарпатье были активными участниками этих исторических нарушений прав человека. И один из главных румынских православных идеологов современных времен, православный священник и выдающийся богослов Думитру Станилоэ (умер 5 октября 1993 г.), искренне поддержал это глубочайшее нарушение прав человека, упорно утверждая что «воссоединение [греко-католиков с Православной церковью, которое произошло в 1948 г.], было полностью свободным и непосредственным»[18]. Это - не просто откровенная ложь; это - также оскорбление многочисленных страданий мучеников[19].

После этого, авторитетные православные представители продолжали в течение сорока лет кампанию лжи и ненависти относительно каждого аспекта жизни и истории греко-католических церквей и их «воссоединения с Церковью Матерью» в 1940-е гг. Уже в 1987 г., в начале эры Горбачева, когда лестное подыгрывание «генеральной линии» больше уже не было вопросом жизни и смерти, Московский патриарх Пимен предоставил итальянскому журналисту Алчесте Сантини такую неправдивую информацию:

«Антиуниатские стремления верующих Галиции и Закарпатья особенно усилились во время последней войны, когда униатская иерархия сотрудничала с врагом Родины, с немецко-фашистскими захватчиками. Такое сотрудничество руководства Греко-католической церкви вызвало естественную негативную реакцию населения. Так что завершением процесса освобождения из-под унии [с Римом], который был выражен на Соборах 1946 г. в Львове, и в 1949 г. в Мукачево вызвало большое удовлетворение среди верующих Галиции и Закарпатья»[20].

Утверждение о сотрудничестве украинской греко-католической иерархии с нацистами – наиболее часто повторяемая ложь советского режима, который был, не стоит забывать никогда, союзником Гитлера в 1939 г. при вторжении в Польшу и Западную Украину[22]. Конечно, после двадцати одного года Советской власти, вероятно, каждый житель СССР мог сначала приветствовать немцев в качестве освободителей[22].
И можно только догадываться, верности какой «родине» требовал патриарх Пимен от греко-католических епископов, если перед войной Галиция была частью Польской республики, а не СССР. Кроме того, никакого собора в Мукачево вообще не было, и это очень хорошо знал Пимен; а об особенностях проведения Львовского «собора» я уже говорил.

Это - всего лишь несколько из множества примеров, которые мы видим на фоне множества лживых публичных опровержений прошлого от самых высоких православных духовных властей в странах советского блока, опровергаемые тем смехотворный фактом, что даже сотрудники НКВД, ответственные за инсценировку в 1946 г. бутафорского Львовского «собора» тем временем уже публично в печати сняли покров тайны с этого события[23].

Кроме нескольких религиозных диссидентов, осужденных их собственными церковными властями, и некоторыми светскими доброжелательными учеными подобно Андрею Сахарову, медленно и неохотно некоторые дозы правды стали просачиваться на страницы некоторых официальных изданий Православных церквей лишь после того, как темой заинтересовалась мировая печать, ибо продолжение лжи могло вызвать противоположный эффект.

Тем временем Греко-католические церкви, (почти все общины в Галиции, Закарпатье и Словакии; значительно меньшее количество в Румынии, где история и обстоятельства были несколько другими), твердо стоявшие в своих убеждениях, вышли из катакомб, куда они были загнаны и начали требовать назад свое имущество и уличать во лжи систематические клеветнические слухи из их истории за последние пятьдесят лет. Так что не было никакого «возрождения униатства», а только конец преследованию и позорному заговору молчания.

Имея такой груз прошлого, никакой справедливый человек доброй воли не удивится существующим напряженным отношениям между византийскими католиками и православными в бывшем Советском Союзе, особенно в свете длительного православного отказа аннулировать окончательно и официально принудительные «воссоединения» 1946-1950 годов.

Выход из подполья преследуемых Восточных католических церквей неизбежно привел к конфессиональным конфликтам и всплеску традиционной православной антиримской истерии. Поскольку католики бьются над решением проблемы «униатства» через часто болезненное «испытание совести», множество православных статей, - написанных на данную тему и крайне тенденциозных, - часто являются ничем иным как смесью истерии и лжи[24].

Все это выглядит очень болезненным для любого человека с каплей здравого смысла и христианского духа, почти каждый (если не брать в расчет пару местных православных церквей, которые систематически бойкотируют любой диалог) согласен, что диалог должен продолжатся. Но как? Люди доброй воли с обеих сторон диалога пришли к соглашению, что «униатство», в том виде как я описал это, должно быть отклонено как более не приемлемый метод в решении проблемы единства. Но с прошлым нужно также иметь дело, поскольку прошлое - реальная проблема, блокирующая любой потенциальный прогресс. Именно поэтому последний папа Иоанн Павел II неоднократно призывал к «исцелению и очищению памяти» как методу отношению к прошлому. С своей точки зрения, поскольку я историк, я должен сказать, что это требует, чтобы каждая сторона пересмотрела наше общее прошлое с позиций исторической объективности и истины и признала свою ответственность за определенные события, чтобы испросить прощения, а затем перевернуть страницу и двигаться вперед к обнадеживающему и лучшему будущему.

Мы можем изменить будущее, но мы не можем изменить прошлое, и это - жестокое наследие нашего прошлого - блокирует экуменический прогресс сегодня. Враждебность, порожденная печальным прошлым, болезненно укоренилась в душах восточных христиан, как православных, так и католиков, настолько укоренилась, что обычный западный обыватель находит ее озадачивающей, а иногда даже детской и нелепой. Все это лишь подчеркивает абсолютную необходимость «исцеления и очищения памяти». В этом процессе, который складывается из двух последовательных этапов: (1) мужественно пересмотреть прошлое и (2) переместиться к лучшему будущему, второй шаг - работа официального вселенского диалога между нашими двумя Церквями. Первый шаг, однако, «исцеление и очищение памяти», может сделать каждый.

Для взглядов некоторых, исцеление исторической памяти - наиболее трудный шаг. Наций и народы живут не историями, а мифами. Как сказал один историк - я думаю, что это был Тимоти Гартон Аш из Оксфорда – «Нация - это группа людей, которая придерживается одинакового ошибочного взгляда на свою историю». В этом контексте я хотел бы предложить некоторые интерпретационные принципы, которые мне кажутся основой к достижению сбалансированного представления о нашем общем прошлом.

Вопреки тому, что обычно представляется неисторикам, история - не прошлое, но видение прошлого, которое само по себе является сложной действительностью. Для того, чтобы продвинуться к экуменизму, мы должны отложить наше собственное ограниченное, часто идеализированное, представление о нашем прошлом, и стремиться понять, какими нас видят другие. Поскольку критика, подобно милосердию, должна начаться с собственного дома, а я - иезуит, то я уже проиллюстрировал этот пункт, сделав испытание совести на примере участия нас, иезуитов, в проблеме «униатства».

Но если мы должны увидеть прогресс в экуменизме, то мы не можем ограничиваться прошлым иезуитов и католиков. Православные также должны достигнуть состояния, где они смогут сделать свое собственное откровенное испытание совести. Исторические дефекты западного христианства: склонность к империализму, власти и доминированию привели к историческим преступлениям, относительно которых папа Иоанн Павел II просил прощения в Риме в первое воскресенье Великого поста 2000 г. Православный ответ не заставил себя долго ждать: Митрополит Пирейский Калинник, официальный представитель Элладской православной церкви[25], и русский православный епископ Венский Павел (Пономарев) [26] в ответ на просьбу папы о прощении, не прощая, и не спрашивая о прощении в свою очередь, объявили, что Православная церковь не сделала ничего такого, за что требуется просить прощения.

Такие ответы вряд ли принесут пользу. Кроме того факта, что они попадают в печать, где их авторов подвергают сарказму и высмеиванию, они также не соответствуют истине. Короткий список того, над чем православные могли бы поразмышлять, чтобы исследовать свою историческую совесть, следует начать, вернувшись в византийские времена, с принудительного обращения евреев в христианство уже в IV-V столетиях, но особенно в VI-VII века; с преследованием армян и коптов после Халкидонского собора (451 г.); с принудительной унией армян с византийской церковью, например в 590 г. под началом императора Маврикия (582-602 гг.)[27], ясный пример православного «униатства», повторенного в современные времена русской православной миссией среди ассирийцев[28] и «Православие западного обряда» созданное в Северной Америке, а ранее во Франции[29], несмотря на неоднократные утверждения православных, что «униатство» - исключительно западное явление. К этому перечислению мы могли бы добавить включение в Константинопольский патриархат под давлением политической силы областей под Римом, которые принадлежали по древним канонам Западному Патриархату, и установление византийской юрисдикции в завоеванных областях неправославного Востока[30] или католической Южной Италии[31].

В последнем случае интересно проследить своеобразную параллель крестовым походам, о злодеяниях которых православные непрерывно повторяют, нарушая всяческую хронологию так, как будто крестовые походы случились только вчера. К концу VI столетия Италия была почти полностью латинской, за исключением греческих колоний в Калабрии и некоторых прибрежных городах. Эта ситуация резко изменилась с VII в., когда в результате военной кампании Констанция II (647-668) против сарацинов, было установлена греческая имперская и духовная гегемония в Сицилии и Калабрии. Византийское завоевание Южной Италии было исполнено с завидной последовательностью по всему социо-политическому горизонту, включая духовный. Те, кто сожалеет о вторжениях латинских крестоносцев на Восток и внедрении ими латинской иерархии в существующие старые восточные духовные структуры, для своего удобства забывают, что византийцы делали то же самое в Италии. Их военная помощь против вторжений арабов в Италии была не более бескорыстной, чем латинская помощь против турок и арабов в течение Крестовых походов, и византийская духовная политика в Италии также несла в себе соответствующую религиозную византинизацию областей, подпадших под их политический контроль. Например, к середине VIII столетия, византийцы изъяли из Римского послушания и ввели под юрисдикцию патриарха Нового Рима епархии в Калабрии, Сицилии, Восточной Иллирии, и возможно, Отранто - областях находившихся в пределах Патриархата Запада с исторически незапамятных времен[32].

Средневековые и современные примеры должны были бы содержать в себе латинские погромы в Константинополе в годы, предшествующие IV Крестовому походу (1204 г.), преследование русских старообрядцев XVI столетии, насильственное подчинение Грузинского католикосата в 1811 г., преследование и мученичество католиков в Российской империи после разделов Польши и активного сотрудничества некоторых православных иерархов в уже упомянутых событиях после II Мировой войны.

Конечно, многие (хотя ни в коем случае не все) такие инциденты скорее были делом рук правительств и светских политиков, чем церкви или священнослужителей. Однако, то же самое можно сказать и о Крестовых походах. «Отделение церкви от государства» является современной «западной» концепцией, которая утрачивает смысл, если применяется к более ранним столетиям. Так что, мифологию и полемику следует отложить в сторону: ни «униатство», ни использование силы не были специфически католическим изобретением. Они были частью духа времен, и насилие над религиозным сознанием с успехом применялось кальвинистами, католиками и православными в равной степени[33]. Эти процессы протекали не только между разными исповеданиями, но случались также внутри самого православия. Поскольку Российская империя захватила территории, находившиеся под юрисдикцией других Православных церквей, местные славянские, грузинские и бессарабские православные были включены волей-неволей в Русскую церковь и подвергнуты религиозной и культурной русификации. В некоторых областях Восточной Польши, поглощенной Россией, латинские католики были также подвергнуты этому процессу и некоторые даже лишились своей жизни в этой борьбе[34].
Ненависть, которую это неизбежно породило, аукнулась эхом и привела в последующем к не менее прискорбному гонению на православных и разрушению православных церквей в Восточной Польше, когда Речь Посполитая восстановила свою независимость по итогам I Мировой войны[35].

Перечисление этих исторических преступлений ничто не оправдывает, но, конечно, все объясняет. Поскольку ничто не происходит без причины, и перечисление этих трагических событий без выявления причин того, что вызвало их, или упоминание только той половины истории, которая одобряет собственную сторону, - не история, а конфессиональная пропаганда. Так вместо возложения всей ответственности за существующую ситуацию на плечи Католической церкви, и даже предъявление обвинений человеку папе Иоанну Павлу II, как это сделано в недавнем заявлении Московского патриарха Алексия II[36], непредубежденный анализ фактов показал бы, что настоящая ситуация полностью является результатом советского гонения, и что те православные епархии, о разрушении которых говорит русский православный патриарх Алексий II, никогда не входили в состав Русской православной церкви вообще, а принадлежали украинским греко-католикам, и православные принудительно усвоили их себе после упомянутых событиях 1946 г. Это подтверждается тем фактом, что в Болгарии, Венгрии, и Сербии, трех странах Восточного блока, где Греко-католические церкви не были включены насильственно в Православную, ни одна из этих проблем не возникла. Восточные католические церкви там продолжают жить в относительном спокойствии и никакой угрозы никому не представляют.

Таким образом, любая правдивая история должна быть целостной, а не выборочной, и зрелые общины должны принять на себя ответственность за собственное прошлое во всей его полноте, а не только в тех выборочных эпизодах, которые выглядят привлекательно для поддержания их собственного имиджа. И относительно «униатства» католики должны мужественно примириться с тем фактом, что вопреки собственной мифологии, в истории они часто действовали против христианского Востока как агрессоры, и горечь, которую это вызвало, должна лечь прямо на их плечи.

Но православные, также, должны мужественно осознать свою собственную ответственность за явление, известное им как «униатство». Далеко не все «униатские» движения были результатом католических интриг. Болгарское «униатство» было, по крайней мере, частично спровоцировано константинопольским греческим православным империализмом против Болгарской церкви. Крошечный по численности, но, ни в коем случае, ни духовно и интеллектуально, Российский католический экзархат возник как непосредственное движение внутри самой Российской православной церкви накануне Революции, в значительной степени среди интеллектуалов и людей высокого общественного положения, включая нескольких православных священников, которые были не удовлетворены состоянием их церкви, низведенной до положения департамента государственного исповедания, начиная с времени Петра Великого, и не собирались отказываться от родного религиозного наследия в угоду латинскому католицизму.

Только восстановление общения между Католическими и Православными церквями решит эти проблемы удовлетворительно. Но, тем временем, возможны временные решения и временные ответы на пасторские и вселенские проблемы, в виде существования Восточных католических церквей, и эти решения должны сочетаться с милосердием, объективностью и реализмом, без анахронического однобокого упрощения истории, с которыми часто подходят до оценки «униатских» общин те, кто решил, что новая экуменическая эра позволяет откинуть на обочину истории тех, кого называют «униатами», кого делают доступным примером для насмешек, и в критике которых не считаются с обычными нормами человеческой порядочности, честности и справедливости, не говоря уже о христианском милосердии.

Пока феномен «униатства», одновременно с его генезисом и факторами, которые стоят за этим происхождением, с его историей, и с существующей действительностью не станут рассматриваться с большей долей уважения к исторической правде, я не вижу большой надежды на сколько-нибудь длительное и существенное продвижение в православно-католическом экуменизме. И католики, и православные должны дозреть до необходимости рассматривать и обсуждать не только происхождение «униатства», но также его прошлую и настоящую историю без того, чтобы тыкать в противоречивый характер некоторых (хотя и не всех) случаев его происхождения, окончательного развития и идеологии, (к чему имеют тенденцию католики); но также и без избирательной памяти, двойных стандартов, истерии и прямой клеветы, (что часто можно встретить в православной литературе).

Следует вспомнить лозунг, который известный российский историк Рой Медведев поставил в заголовок своего разоблачительного исследования сталинизма: «На суд истории!» Нравится нам или нет, никакой другой принцип не может иметь категорической объективности в оценке человеческих дел. Это не означает, что мы не прощаем, но и не подразумевает, что мы не можем, или не должны перевернуть страницу прошлого и двинуться вперед. Но я твердо убежден, что пока католики и православные не отбросят всю свою конфессиональную пропаганду, закамуфлированную под историю, и не посмотрят на эту реальность без шор или розовых очков, и не увидят ее такой, какая она есть, и пока каждая из сторон не возьмет на себя ответственность, где необходимо, за достойные суда страницы своей истории, мы ничего не достигнем.

Для православных требуется ясно признать правду про трагические события 1940-х гг. Пока православные не признают свое соучастие в этой истории открыто и безоговорочно, пока они не признают и не осудят публично активную роль, которую сыграли некоторые из их лидеров в насильственной ликвидации греко-католических церквей, в их отказе возражать этому преступлению против человечности и в их дезинформации в течение более чем пятидесяти лет, на мой взгляд, реальное экуменическое продвижение будет заторможено. Время, когда страдания и чувства миллионов византийских католиков можно было игнорировать или замалчивать, закончились. Вряд ли можно считать реалистом того, кто думает, что роль официального осуждения коллаборационизма некоторых православных лидеров во время преследований восточных католиков может сыграть Баламандская декларация 1993 г. со своим признанием, что во время преследования Восточных католических церквей в 40-е гг. со стороны гражданских властей имели место определенные «неприятные методы» (хотя , конечно, сама по себе эта декларация, несомненно, является значительным шагом вперед). Конечно, заявление о «неприятных методах» истинно, но в том же самом смысле, как если бы описать Холокост как «деятельность не совсем приятную евреям». И как последняя дефиниция не достаточна для определения геноцида, так и Баламанда будет явно недостаточно для определения того, что в действительности было «экклезиоцидом».